Рай обреченных - Страница 10

Он подозвал лейтенанта Касымова:

— Доложи в райотдел, что здесь произошло убийство, — выдавил из себя, — а потом попроси фотографа сделать несколько хороших фотографий этого несчастного. Чтобы его можно было опознать. Поедем с тобой в спецкомендатуры и колонии. Может, кто-то его узнает.

— Это точно не заключенный, — сказал лейтенант, — вы его туфли видели? А часы?

— Делай, что говорю, — устало приказал Шаболдаев, — пусть подготовит фотографии. После обеда поедем с тобой по району. Всего восемь колоний и спецкомендатур. Девятая и двенадцатая колонии особого режима закрыты, их я отбрасываю. Если там ушел кто-нибудь, сразу выяснится при утренней проверке. Третья колония находится далеко отсюда, в Гобустане. Значит, остается четвертая колония-поселение и четыре спецкомендатуры. Не так много. Нужно будет объехать их все…

— Слушаюсь, — уныло сказал лейтенант.

«Все-таки это убийство, — подумал Шаболдаев, — показатели райотдела мы уже испортили. Нужно в оставшиеся дни раскрыть преступление. Тогда статистика будет в нашу пользу».

Он посмотрел на старшего прокурора и понял, что и того волнует статистика. Видимо, у прокуроров было свое собственное социалистическое соревнование.

ГЛАВА 5

В тот день с раннего утра шел сильный дождь. Мать ходила по дому, высохшая, сгорбившаяся, похожая на мумию. Инга впервые подумала, что мать совсем не старая женщина. Ей было чуть больше пятидесяти. Но выпавшие на ее долю испытания последних лет превратили ее в старуху.

Вещи были собраны заранее. Несколько любимых книг, томик стихов Есенина, личные вещи. Последних было не очень много. Там, куда она отправлялась, костюмы и платья ей больше не будут нужны. Лишь одно, любимое красное платье, привезенное отцом из Германии еще несколько лет назад, она положила в чемодан.

Прощание было тягостным для всех. Мать не плакала, просто больше не было сил. Всхлипнула младшая сестра, уже давно не подходившая к старшей, но на этот раз даже решившаяся обнять Ингу на прощание.

И потом была долгая дорога в Умбаки. Дождь к тому времени уже прекратился, выглянувшее солнце осветило светло-серые корпуса лепрозория, когда они въехали в поселок. Дядя угрюмо молчал всю дорогу, а Инга, наоборот, чувствовала себя лучше, словно наконец разрешив все сомнения относительно выбранного пути.

Ничего страшного в поселке не было. Дважды им попадались прохожие, и Инга замирала от ужаса, ожидая увидеть нечто невообразимое. Сама больная проказой, она с ужасом представляла, как подобная болезнь может отразиться на ком-то другом. Но встреченные ими прохожие внешне были абсолютно нормальными людьми. Уже позже Инга узнала, что в самом поселке сохранилось несколько домов, где жили семьи, не захотевшие переселиться отсюда после войны, когда в неперспективном отдаленном поселке начали строить лепрозорий.

Машина подъехала к административному зданию лепрозория, выделявшемуся среди остальных. Оно было покрашено и оштукатурено гораздо лучше, чем другие. Из домика вышла высокая худая женщина неопределенного возраста в бело-сером халате. Равнодушно взглянула на приехавших.

— Новичков привезли, — то ли спросила, то ли сказала она.

Инга вылезла из автомобиля, с интересом осматриваясь вокруг. Это место теперь должно было стать ее домом. Было тихо и как-то по-сельскому спокойно. Где-то мычала корова, слышалось недовольное ворчание дворовой собаки.

— Чего стоишь? — услышала она за спиной голос женщины. — Иди в дом.

Она послушно поднялась на две ступеньки и вошла в помещение. Пройдя по узкому коридору, вошла в кабинет главного врача. Его она уже видела несколько раз в кожном диспансере, куда ее отвозила мать на консультации, считая, что это обычное кожное заболевание и его можно будет вылечить. Именно там она познакомилась с Лаидовым, не подозревая, что совсем скоро навсегда попадет под его полный и абсолютный контроль.

Главный врач был человеком спокойным, мягким. Работа с несчастными не сделала его циником, не отвратила от жизненных радостей. Ему было уже под шестьдесят, много лет он провел в этой больнице. Может, на его характере сказывалось отсутствие проверяющих и ревизоров, которые не рисковали заезжать сюда и досаждать его учреждению своими проверками. Может, просто сказывалась его изначально жизнерадостная натура. По натуре он был человеком добрым и непоследовательным. Дома находился под полным контролем своей строгой супруги. Именно поэтому в Умбаки он чувствовал себя на своем месте. Он был немножко гурманом, и одна из медсестер постоянно возилась на кухне, готовя ему различные блюда.

Здесь была его маленькая епархия. Он был неплохим специалистом, одним из лучших врачей в этой области. Сказывался и общий стаж, и опыт работы. И потому больные, попадавшие сюда, почти не имели оснований беспокоиться. Но это была только видимость.

Все качества, которых не было у Лаидова, вполне дополняла строгая старшая медсестра Екатерина Бармина. Старая дева, так и не вышедшая замуж, она почти все время проводила в лепрозории. Здесь было и ее царство, и ее единственная обитель, с чем она окончательно смирилась после сорока лет.

Она была беспощадно строга, отличалась высокой нравственностью, как и все, кому не доступны физические радости бытия. Она была сурова с больными и служебным персоналом, представляя собой обычный тип женщины с неудавшейся личной жизнью и потому всецело преданной своей работе.

Главный врач долго читал медицинское направление Инги. Потом так же долго протирал свои очки. После чего наконец спросил, как Инга себя сейчас чувствует.